Неточные совпадения
Все впечатления этого дня,
начиная с впечатления мужика на половине дороги, которое
служило как бы основным базисом всех нынешних впечатлений и мыслей, сильно взволновали Левина.
— Я не много
служил в артиллерии, я юнкером в отставке, — сказал он и
начал объяснять, почему он не выдержал экзамена.
Благоговейно, благодарно признавал он тогда необъятное милосердье провиденья,
служил благодарственный молебен и — вновь
начинал беспутную жизнь свою.
— Да ведь соболезнование в карман не положишь, — сказал Плюшкин. — Вот возле меня живет капитан; черт знает его, откуда взялся, говорит — родственник: «Дядюшка, дядюшка!» — и в руку целует, а как
начнет соболезновать, вой такой подымет, что уши береги. С лица весь красный: пеннику, чай, насмерть придерживается. Верно, спустил денежки,
служа в офицерах, или театральная актриса выманила, так вот он теперь и соболезнует!
— Раз нам не везет, надо искать. Я, может быть, снова поступлю
служить — на «Фицроя» или «Палермо». Конечно, они правы, — задумчиво продолжал он, думая об игрушках. — Теперь дети не играют, а учатся. Они все учатся, учатся и никогда не
начнут жить. Все это так, а жаль, право, жаль. Сумеешь ли ты прожить без меня время одного рейса? Немыслимо оставить тебя одну.
Два-три десятка детей ее возраста, живших в Каперне, пропитанной, как губка водой, грубым семейным
началом, основой которого
служил непоколебимый авторитет матери и отца, переимчивые, как все дети в мире, вычеркнули раз-навсегда маленькую Ассоль из сферы своего покровительства и внимания.
Я имею значительное основание предполагать, что Марфа Петровна, имевшая несчастие столь полюбить его и выкупить из долгов, восемь лет назад,
послужила ему еще и в другом отношении: единственно ее старанием и жертвами затушено было, в самом
начале, уголовное дело, с примесью зверского и, так сказать, фантастического душегубства, за которое он весьма и весьма мог бы прогуляться в Сибирь.
Здоровая плоть и потому — брезглива, брезгливость, должно быть,
служила сдерживающим
началом ее чувственности.
И битвы поле роковое
Гремит, пылает здесь и там,
Но явно счастье боевое
Служить уж
начинает нам.
Предложив им садиться, он спросил, чем может
служить им, и, узнав о желании Нехлюдова видеть теперь же Маслову, послал за нею надзирателя и приготовился отвечать на вопросы, которые англичанин тотчас же
начал через Нехлюдова делать ему.
Половодов
служил коноводом и был неистощим в изобретении маленьких летних удовольствий: то устраивал ночное катанье на лодках по Узловке, то маленький пикник куда-нибудь в окрестности, то иллюминовал старый приваловский сад, то садился за рояль и
начинал играть вальсы Штрауса, под которые кружилась молодежь в высоких залах приваловского дома.
Во-вторых, мельница Привалова и его хлебная торговля
служили только
началом осуществления его гениальных планов, — ведь Привалов был герой и в качестве такового сделает чудесатам, где люди в течение тысячи лет только хлопали ушами.
— Да во многих отношениях… Конечно, вам предстоит много черновой, непроизводительной работы, но эта темная сторона с лихвой выкупается основной идеей.
Начать с того, что вы определяете свои отношения к заводам без всяких иллюзий, а затем, если осуществится даже половина ваших намерений, Шатровские заводы
послужат поучительным примером для всех других.
Вы знаете, я уже два месяца тому назад
начала принимать этого скромного, милого и достойного молодого человека, Петра Ильича Перхотина, который здесь
служит.
Но Григорий Васильевич не приходит-с, потому
служу им теперь в комнатах один я-с — так они сами определили с той самой минуты, как
начали эту затею с Аграфеной Александровной, а на ночь так и я теперь, по ихнему распоряжению, удаляюсь и ночую во флигеле, с тем чтобы до полночи мне не спать, а дежурить, вставать и двор обходить, и ждать, когда Аграфена Александровна придут-с, так как они вот уже несколько дней ее ждут, словно как помешанные.
Здесь не место
начинать об этой новой страсти Ивана Федоровича, отразившейся потом на всей его жизни: это все могло бы
послужить канвой уже иного рассказа, другого романа, который и не знаю, предприму ли еще когда-нибудь.
— Иду. — Лопухов отправился в комнату Кирсанова, и на дороге успел думать: «а ведь как верно, что Я всегда на первом плане — и
начал с себя и кончил собою. И с чего
начал: «жертва» — какое плутовство; будто я от ученой известности отказываюсь, и от кафедры — какой вздор! Не все ли равно, буду так же работать, и так же получу кафедру, и так же
послужу медицине. Приятно человеку, как теоретику, замечать, как играет эгоизм его мыслями на практике».
Если же она возвращается не усталая, в кухне
начинает кипеть дело, и к обеду является прибавка, какое-нибудь печенье, чаще всего что-нибудь такое, что едят со сливками, то есть, что может
служить предлогом для сливок.
В молодости своей
служил он в гвардии, вышел в отставку в
начале 1797 года, уехал в свою деревню и с тех пор оттуда не выезжал.
Он
начал свою службу тоже с Измайловского полка, состоял при Потемкине чем-то вроде адъютанта, потом
служил при какой-то миссии и, возвратившись в Петербург, был сделан обер-прокурором в синоде.
— Недурно и тут. Русских везде много, а с тех пор как узнали, что бывший предводитель в гарсонах здесь
служит, так нарочно смотреть ездить
начали. Даже англичане любопытствуют.
Бегать он
начал с двадцати лет. Первый побег произвел общее изумление. Его уж оставили в покое: живи, как хочешь, — казалось, чего еще нужно! И вот, однако ж, он этим не удовольствовался, скрылся совсем. Впрочем, он сам объяснил загадку, прислав с дороги к отцу письмо, в котором уведомлял, что бежал с тем, чтобы
послужить церкви Милостивого Спаса, что в Малиновце.
— Увольте, господа! — взывал он, — устал, мочи моей нет! Шутка сказать, осьмое трехлетие в предводителях
служу! Не гожусь я для нынешних кляузных дел. Все жил благородно, и вдруг теперь клуязничать
начну!
Дом его
служил центром, из которого выходили разнообразнейшие россказни о действиях приказной братии,
начиная с судьи и исправника и кончая подьячими низшего разряда.
С восьмидесятых годов, когда в Москве
начали выходить газеты и запестрели объявлениями колокольных заводов, Сухаревка перестала пускать небылицы, которые в те времена
служили рекламой. А колоколозаводчик неукоснительно появлялся на Сухаревке и скупал «серебряный звон». За ним очень ухаживали старьевщики, так как он был не из типов, искавших «на грош пятаков».
Стабровский кое-как уговорил мисс Дудль остаться, и это
послужило только к тому, что Дидя окончательно ее возненавидела и
начала преследовать с ловкостью обезьяны. Изобретательность маленького инквизитора, казалось, не имела границ, и только английское терпение мисс Дудль могло переносить эту домашнюю войну. Дидя травила англичанку на каждом шагу и, наконец, заявила ей в глаза.
Этот день наступил в субботу, в
начале зимы; было морозно и ветрено, с крыш сыпался снег. Все из дома вышли на двор, дед и бабушка с тремя внучатами еще раньше уехали на кладбище
служить панихиду; меня оставили дома в наказание за какие-то грехи.
В прежнее время на каторге
служили по преимуществу люди нечистоплотные, небрезгливые, тяжелые, которым было всё равно, где ни
служить, лишь бы есть, пить, спать да играть в карты; порядочные же люди шли сюда по нужде и потом бросали службу при первой возможности, или спивались, сходили с ума, убивали себя, или же мало-помалу обстановка затягивала их в свою грязь, подобно спруту-осьминогу, и они тоже
начинали красть, жестоко сечь…
Надобно прибавить, что кудахтанье считается признаком, что тетерев не ранен] Прямым доказательством моему мнению
служит то, что такой же косач, поднятый охотником нечаянно в лесу в конце весны, летом и даже в
начале осени, падает мертвый, как сноп, от вашего выстрела, хотя ружье было заряжено рябчиковой дробью и хотя мера была не слишком близка.
Смотря на сына моего, представляется мне: он
начал служить, познакомился с вертопрахами, распутными, игроками, щеголями.
Едва в слабом зародыше виднеются в них
начала высшего нравственного развития; но эти
начала так слабы, что не могут
служить побуждением и оправданием практической деятельности.
Сборы на Самосадку вообще приняли грустный характер. Петр Елисеич не был суеверным человеком, но его
начали теснить какие-то грустные предчувствия. Что он высидит там, на Самосадке, а затем, что ждет бедную Нюрочку в этой медвежьей глуши? Единственным утешением
служило то, что все это делается только «пока», а там будет видно. Из заводских служащих всех лучше отнесся к Петру Елисеичу старый рудничный надзиратель Ефим Андреич. Старик выказал искреннее участие и, качая головой, говорил...
Но если грузин и добродушный Соловьев
служили в курьезном образовании ума и души Любки смягчающим
началом против острых шипов житейской премудрости и если Любка прощала педантизм Лихонина ради первой искренней и безграничной любви к нему и прощала так же охотно, как простила бы ему брань, побои или тяжелое преступление, — зато для нее искренним мучением и постоянной длительной тяготой были уроки Симановского.
— Вот видите что, —
начал Вихров, — губернатором в ту губернию, в которой я
служил, назначен мой хороший знакомый, прежний владелец Воздвиженского, — и если я ему напишу, то он послушается, кажется, моей рекомендации.
По окончании обедни священник с дьяконом вышли на средину церкви и
начали перед маленьким столиком, на котором стояло распятие и кутья, кадить и
служить панихиду; а Кирьян, с огромным пучком свеч, стал раздавать их народу, подав при этом Вихрову самую толстую и из белого воску свечу.
А вот как он увидит, что женитьба принесла мне пользу, остепенила меня и что я действительно
начал служить, — обрадуется и простит меня…
— По правде сказать, невелико вам нынче веселье, дворянам. Очень уж оплошали вы.
Начнем хоть с тебя: шутка сказать, двадцать лет в своем родном гнезде не бывал!"Где был? зачем странствовал?" — спросил бы я тебя — так сам, чай, ответа не дашь!
Служил семь лет, а выслужил семь реп!
Кормилицу мою, семидесятилетнюю старуху Домну, бог благословил семейством. Двенадцать человек детей у нее, всё — сыновья, и все как на подбор — один другого краше. И вот, как только, бывало, пройдет в народе слух о наборе, так старуха
начинает тосковать. Четырех сынов у нее в солдаты взяли, двое
послужили в ополченцах. Теперь очередь доходит до внуков. Плачет старуха, убивается каждый раз, словно по покойнике воет.
С этою целью он
начал сочинение, которому, по бывшему уже примеру, присвоил название:"О повреждении нравов"и которое должно было
служить, так сказать, готовою программой на случай, если его"призовут".
— Нехорошо-с, —
начал командир рычащим басом, раздавшимся точно из глубины его живота, и сделал длинную паузу. — Стыдно-с! — продолжал он, повышая голос. —
Служите без году неделю, а
начинаете хвостом крутить. Имею многие основания быть вами недовольным. Помилуйте, что же это такое? Командир полка делает ему замечание, а он, несчастный прапорщик, фендрик, позволяет себе возражать какую-то ерундистику. Безобразие! — вдруг закричал полковник так оглушительно, что Ромашов вздрогнул. — Немысленно! Разврат!
Разумеется, он
начал с того, что отказывался от жалованья, говоря, что готов
послужить земле безвозмездно, что честь, которую ему делают… понятие о долге… наконец, обязанность…
Этот труд он выполняет с замечательным рвением, но и в этом случае личная его инициатива отсутствует, а руководящим
началом служит внешний толчок.
Так нет же, тут-то именно и разыгрались во всей силе свара, ненависть, глумление и всякое бесстыжество, главною мишенью для которых — увы! —
послужила именно та самая неоскудевающая рука, которая и дележку-то с тою специальною целью предприняла, чтоб угобзить господ чиновников и, само собой разумеется, в то же время положить
начало корпорации довольных.
На колокольне, завидев их экипаж,
начали благовест. Священник и дьякон
служили в самых лучших ризах, положенных еще покровом на покойную княгиню, мать князя. Дьячок и пономарь, с распущенными косами и в стихарях, составили нечто вроде хора с двумя отпускными семинаристами: философом-басом и грамматиком-дискантом. При окончании литургии имениннику вынесена была целая просфора, а Калиновичу половина.
— Слышала, мой друг… все мне рассказывали, как ты здесь
служишь, держишь себя, и я тебе говорю откровенно, что
начала после этого еще больше тебя уважать, — проговорила она со вздохом.
— Баронесса мне говорила, —
начал старик, — что вы желали бы
служить у меня.
— Не лицам!.. На службе делу хочет выехать! Нельзя, сударь, у нас так
служить! — воскликнул он и, встав с своего места,
начал, злобно усмехаясь, ходить по комнате. Выражение лица его было таково, что из сидевших тут лиц никто не решался с ним заговорить.
Он видит, что этого мало, не действует, —
начинает вдруг из своей протестации против взяток, которой так гордится,
начинает прямо, при целом обществе, говорить, что отец мой, бывши полковым командиром, воровал, что,
служа там, в Польше, тоже воровал и в доказательство всего этого ссылается на меня…
— Князь пишет, —
начал он, — что вы желали бы
служить в Петербурге.
Прочие власти тоже,
начиная с председателей палат до последнего писца в ратуше, готовы были
служить для него по службе всем, что только от них зависело.